Эсхил - Страница 61

Боже. Ян был уже готов удавить его во сне.

Харальд и сам плохо спал последнее время, а когда удавалось заснуть, то ему снилась яма. Сны становились всё мрачнее.

Это нужно было прекращать. Рихтер стал прохладно относиться к Камински, одна искра и всё рванет. От ворот возвращалась парочка охотников. На сегодня они закончили. Когда они подошли к казармам, начало происходить что-то странное. Парень направился к бункеру заключенных.

- Какого хера? - воскликнул Харальд и начал спускаться вниз, понимая, что у кого-то сегодня день станет не очень удачным.

Парень остановился у входа в бункер и принялся расстегивать штаны.

- Ты что творишь? - спросил Зайлер. Он покачнулся и оперся на стену, выглядя при этом, весьма, довольным.

Вместо ответа, Ганс начал мочиться, желтая струя разбивалась прямо о ступени.

Харальд бросился к ним. Далеко. Чертовски далеко.

Парень запел:

- Manner umschwirr'n mich, Wie Motten um das Lich Строчки песни из кинофильма "Синий ангел" (1930) с Марлен Дитрих в главной роли., - но получалось у него скверно. Харальд схватил его за волосы на затылке и швырнул в стену. Парень без сознания упал лицом в собственную мочу. Харальд несильно его ударил, но Ганс был крепко накачан ликером.

- Заканчивайте. Никаких больше розыгрышей. Никакой охоты за стенами.

Зайлер снова качнулся.

- Мы просто веселимся, лейтенант. Веселье не запрещено.

- Начальник приказал дуракаваляние прекратить. Если он вас поймает, обоим оторвет головы. Ясно?

- Да, но... его же здесь нет.

- Я требую, чтобы всё успокоился. Я требую прекратить балаган.

Зайлер ткнул в него пальцем.

- Ты... ты мне не указ.

Ну, вот и открытое неповиновение.

- Приказы здесь отдаю я! - взревел Дитрих. - И не собираюсь этого терпеть! К тому же, я запрещаю вам тратить взрывчатку на рыбу. Если Рихтер узнает, что её использовали не по назначению, последствия не заставят себя ждать!

- Скажем, что использовали её для тренировок, - сказал надувшийся Зайлер. Выглядел же он иначе. Видимо, до него что-то начало доходить.

- Хватит. Забирай его, - сказал Харальд, указывая на парня. - Ради бога, оттащи его от собственной ссанины и пусть умоется. До завтрашнего утра вас не должно быть не видно, не слышно и мне плевать, чем вы будете заниматься, но держитесь подальше от бункера заключенных. Ясно?

Зайлер кивнул. Он встал на колени и принялся поднимать парня.

- Вот и хорошо. Убедись, чтобы и он всё понял, когда проспится.

Он ушел, оставив их обдумывать случившееся. Он был на взводе, сердце бешено колотилось от этой разборки. Впрочем, как поступать в таких ситуациях, лейтенант никогда не раздумывал. Он лишь однажды позволил своим инстинктам управлять собой и эти двое это заслужили.

Теперь нужно было поговорить с Камински. С этого момента никаких оправданий, ни от заключенных, ни от охраны. Рихтер становится нетерпелив.

Когда Харальд вошел в лабораторию, ученые уже ушли. Вот так они работают, значит? Видимо, им нужна более четкая мотивация. И это должно исходить от командира.

Наверное, он прав.

Харальд подошел к стеклянной клетке и посмотрел на росшее в ней щупальце. Определенно, оно его почувствовало, потому что раскрылось. Из складок выползло какое-то крохотное создание. Лейтенант шагнул назад, но, вдруг, понял, что стал ещё ближе. Это создание оказалось птичкой со сломанным крылом, крачкой, которую нашел Этторе. Она была очень маленькой, хрупкой и пульсировала черным.

Затем эта тварь заскрипела и бросилась вперед. Она врезалась в стекло, отпрянула назад и бросилась снова. Стекло мгновенно окрасилось красным. Искалеченная птица, подползла, как можно, ближе и начала щелкать клювом. Харальд не сомневался, что она не остановится, пока не умрет.

Он осторожно подтянулся и открыл клетку.

- Методы, - сказал он сам себе. - Хотите эффективных методов, господин коммандер? Может, нам стоит наказать Камински за то, что оставляет эту дрянь без присмотра.

Сама по себе птичка не могла причинить никому вреда. Лейтенант не знал, что опасность таилась в том, что у неё внутри.

Оставив крышку клетки незапертой, он вышел из лаборатории и из бункера, испытывая некоторое возбуждение. По пути он столкнулся с Криге и прошел мимо, оставив того наблюдать за собой.

Парень шагнул в пещеру, держась за челюсть. Она болела, но скоро пройдет, он был уверен. В Думательном Месте ему всегда становилось лучше. Всегда.

Он наткнулся на него совсем недавно и теперь оно стало его. Он иногда думал, что было бы замечательно показать это место своему новому другу Борису, но сейчас он понимал, что хорошо, что он так не сделал. Борис не защитил его от лейтенанта. Синяк на лбу до сих пор не сошел. На губах всё ещё чувствовался гадкий привкус. Лейтенант ударил его, когда он мочился, а это нечестно.

Гансу нравилось мочиться снаружи. Иногда, в детстве, ему попадало за то, что он мазал мимо горшка. "Если не прекратишь, Ганс, я тебе эту штуку отрежу!" - кричала мать. Его это злило. Она не имела права распоряжаться его "штукой", даже если он мазал мимо. Он всегда прибирал за собой.

Позже, когда мать работала в ночную смену, он пробрался в её комнату и помочился в её кровать. Это было весело, даже если бы он попался, пытаясь это повторить.

Наверное, всё было в порядке, потому что, когда его "штука" подросла, он стал писать лучше. Проблем с попаданием больше не было. Когда он мочился на улице, ему становилось хорошо, так что он поступал так, когда только мог. Особенно хорошо было после виски или бурбона. Ему нравилось это состояние. Помогало сократить время. Время сокращать ему приходилось часто, особенно, когда мать уходила на ночные смены.